Будь там, где ты нужен

Елена ДЕНИСЕНКО,
член Союза журналистов России

Когда по заданию редакции позвонила я иерею Алексею Калиткину, штатному священнику храма Успения Божией Матери села Кочубеевского, с просьбой об интервью, его удивлению не было предела.

Ну, мол, ладно, маститые пресвитеры, настоятели храмов – у них жизнь насыщеннее, новостей много. Но он, человек тихий, которого и в социальных сетях-то нет, что может сказать миру? Чем может заинтересовать читателей?

А я про себя улыбнулась – в который раз за пятнадцать лет сотрудничества со «Ставропольским благовестом» слышу эти слова!

Каждый человек, кроме поставленных на высокие должности с соответствующей обязанностью сотрудничать с прессой, говорит: «Недостоин. Найдите кого-то лучше».

Парируя доводы батюшки, который, кстати, в 2020 году отметил 35-летие, спросила: «А где Вы читали что-либо о судьбе и жизни молодого священника?».

Если и берут у батюшек интервью, то обычно в формате «вопрос – ответ» по какой-то конкретной теме. А ведь многое в Русской Православной Церкви даже для крещеных людей непонятно.

Сталкиваюсь с категоричным и двояким в своем единстве суждением невоцерковленных современников – что священнослужители должны быть существами иного порядка, практически святыми, а если они не соответствуют такой высоте, то… должны сейчас же оставить эту стезю и заниматься чем-то другим.

Что сказать в ответ на подобные ожидания? На рассуждения о «мерседесах попов» (которые, кстати, в большинстве своем подарены им состоятельными прихожанами)? На высказывания типа: «В Бога я верю, а священникам – нет»? И так далее.

Про бревно в своем глазу в большинстве случаев такие люди не задумываются или понятия не имеют.

Тогда говорю прописную истину, порой приводящую собеседника в ступор: «Священник – человек!».

Да, жизнь его в большей степени принадлежит не себе, а другим людям, в чьи заботы он погружается. Но он, как и мы, – верующий. А мир любого верующего человека необъятен, как вселенная.

Интересно послушать и малограмотную старушку, и выпускника духовной академии, когда речь идет об их пути к Богу, совершенно непонятному для тех, кто «верит в душе». С этими мыслями я и стала расспрашивать отца Алексея о его судьбе.

Родился он в 1985 году на исходе первого месяца лета в станице Зольской Кировского района Ставропольского края.

До сих пор благодарит Бога, что семья была полной, родители вместе растили двух сыновей. Как важно, особенно для мальчишек, чтобы папа всегда был рядом! Тем более такой – казачьего рода, мужественный и правильный. На Руси фамилии не давались случайно, вот и фамилия, которую Василий Павлович Калиткин передал детям, по одной из версий, связана с глаголом «калить» в значении «сильно бранить, журить, распекать».

Согласитесь, это ближе к казачьей сущности: уж если что не так – не обессудь! В старинных справках люди с такой малораспространенной фамилией относились к сословию аристократии из русского муромского духовенства XVIII-XIX веков.

Калиткины есть и в списке переписи Древней Руси времен Ивана Грозного. Работал отец, Царствие ему Небесное, наладчиком швейного оборудования, был мастер на все руки. А мама, Вера Семеновна (в девичестве Куницина), трудилась на той же фабрике закройщицей.

Детство

Как только ни называли младшего сына Калиткиных в детстве: и Лешей, и Лехой, и Ленькой… Сколько себя помнит, лет с четырех, постоянно воевал с братом Сергеем за право быть везде вместе с ним.

До сих пор у отца Алексея сохранилось это желание общаться с людьми старше себя – спокойнее ему с ними.

Нравилось, когда из Георгиевска приезжала бабушка, Татьяна Даниловна (в девичестве Шипилова), папина мама.

Останавливалась она в их станице у брата Мити, называвшего ее нянькой (приглядывала за ним в детстве).

Леше в эти дни уроки казались бесконечными, хотелось побыстрее очутиться рядом с ними и слушать истории о прошлом.

Как и все старики, бабушка Таня с дедом Митей вспоминали времена своего детства и молодости. Например, когда бабушка только-только вышла замуж и стала жить отдельно от родителей.

Годы были голодные, но она умудрялась практически из ничего постоянно стряпать что-то. Подросток Митя тогда активно рос, просил маму накормить его, а дома ничего нет съестного…

Устала она отмахиваться и говорит: «Сходи к няньке, накормит!». Пришел к сестре Тане, та ему: «Садись кушать!». А ему неудобно, мнется. Как человек прямой, она: «Ну, не хочешь, иди отсюда, Митька!».

Шел домой и плакал… Мама пожалела сына и посоветовала в следующий раз молча за стол садиться. Так он и сделал. А Таня все подкладывает и подкладывает братику еду со сковородки. Когда шел домой, снова слезы лились: объелся, а мама-то голодная. Так вот…

И поколению отца Алексея пришлось хлебнуть лиха – в девяностые годы тоже несладко жилось. Но людям, наверное, нужны такие потрясения, чтобы стать крепче. Как и психологические травмы.

Помнит он, как совсем маленьким отдали его в детский сад, а он тосковал и ждал, что вот-вот придут родители и заберут его домой.

В тихий час воспитатели укладывали детей в кроватки и уходили по своим делам. Леша никогда не спал. Однажды до тихого часа всех ребят из группы разобрали, остался он совсем один.

Полежал в кроватке, походил по группе. Все двери открыты настежь… Вышел на улицу и пошел по знакомой дороге, по которой его утром привозили на мотоцикле.

Дедушка Митя жил рядом с детским садом, увидел внучатого племянника: «А отец твой где?». Малыш ответил, что и сам прекрасно домой дойдет.

Тогда старик недолго думая позвал его к себе и поручил старшей своей дочери покормить мальчишку.

Тот борщ батюшка не забудет никогда. Такое острое ощущение счастья испытал в тот миг! А дедушка Митя сподобился поминанию на священнической проповеди о том, как важна добродетель в жизни христиан. Вот ведь как бывает – всего-то тарелка борща…

Что еще помнит отец Алексей из детства? Что из-за небольшого роста часто приходилось драться, отстаивая свое достоинство.

А так – обычные годы сорванца, все тогда росли на улице. В детском саду группа оказалась экспериментальной – в шесть лет их оправили в первый класс с изучением иностранных языков. Не сказать, чтобы в школе ему нравилось: надо, и все.

Но была в его жизни другая сторона. В доме Калиткиных над кроватками детей висели иконы. Как-то родители принесли детскую Библию с молитвой «Отче наш» и сказали сыновьям, чтобы выучили ее.

Потом бабушка Таня от руки переписала внукам тропарь Рождества, и стали они с братом на Святках славить Христа, в основном к родственникам ходили.

Род-то большой, жили неподалеку друг от друга. Нельзя сказать, что все они были людьми глубоко верующими – в храм ходили, но Бога любили и… боялись.

Впервые Алексей ступил на порог дома Божиего в день своего крещения, года в три.

На дворе стояла ранняя весна или поздняя осень, уже и не вспомнить точно, но было очень холодно и бесснежно.

Крестильня располагалась в отдельном домике, и в воспоминаниях осталось белое блюдечко с золотой каемочкой, пар от теплой воды, и – много света.

Потом внуков не раз водила в старый деревянный Никольский храм города Георгиевска бабушка Таня, когда они у нее гостили.

И в кладбищенскую часовню после смерти супруга брала с собой – ставила свечи, заказывала обедни.

Шли годы. Родители старели, а в те тяжелые девяностые годы работу и молодым не всегда удавалось найти. Что происходит и почему, никто не понимал.

Рушились устои, идеалы, таяла надежда на спокойную старость. Кто-то порекомендовал Василию Павловичу и Вере Семеновне встретиться с людьми, способными ответить на все вопросы.

Оказались они друзьями детства отца и прихожанами одного из храмов Георгиевска. Стояли на литургии, как все… Кто бы мог подумать, что не православные!

Но из песни слов не выкинешь: впоследствии выяснилось, что они из секты – гремучей смеси протестантского течения и всякой другой ереси. И в православном храме вылавливали христианские души!

Гостили сектанты у Калиткиных в станице Зольской, рассказывали о Боге, а тем и невдомек, к чему их вели. Но искра веры даже из такого источника стала утешением для родителей и детей в те трудные времена.

А потом бабушка Таня повела одиннадцатилетнего внука в храм Святителя Николая Чудотворца станицы Зольской. Бабушка подала записки, спросила что-то у свечницы, и они ушли.

Иконы, аромат ладана, горящие свечи… Что потрясение было огромным, мало сказать.

И чувство, испытанное в доме Божием, больше не покидало детскую душу. Так начиналась осознанная дорога в храм.

Об истории Никольского храма станицы Зольской в семье кое-что знали. Дедушка, Павел Тихонович, работал в поселке Заюково (рядом с Нальчиком) вместе с земляком, сыном казачьего атамана по фамилии Овчаренко.

Атаман тот до революции при вступлении в должность неожиданно для себя обнаружил в документах принадлежащие казакам Зольской (до революции она носила название Богатинская, по имени обильного водами родника в центре ее) обширные земли под селом Орловкой.

Оказалось, на них долгие годы выпасал скот местный житель и ничего за аренду не платил. По суду добились казаки выплаты положенной суммы за пользование пастбищами. Денег тех хватило и на постройку храма, и на возведение казачьей управы и четырех каменных школ (во время Великой Отечественной войны немцы уничтожили одну из них).

Впоследствии в большом водоеме, питающемся обильными водами Богатинского родника, утонула девочка. Чтобы как-то утешить родителей ребенка, ничего умнее не придумали, как забить этот родник камнями.

Вода пробила себе новое русло, а станица стала именоваться Зольской (от кабардинского слова «дзэл», что значит «верба»: по берегам одноименной речки, протекавшей через станицу, росло много верб).

Но вернемся к храму.

– Когда поменялось несколько настоятелей, пришел священник (сейчас протоиерей) Николай Гичко, я тогда классе в девятом или десятом учился и уже нес послушание пономаря, – вспоминает отец Алексей. – Надо было выбирать дальнейший жизненный путь.

Ни красота священнического облачения, ни другие видимые причины при этом не имели решающего значения – мне просто нравилось быть в храме.

Сейчас в том храме сделали ремонт, плитку на пол положили, а я помню каждую его крашеную доску. Окошки оставили прежние – из-за интересных старинных замков.

И лики – Божией Матери на Иверской иконе и святителя Николая Чудотворца, производившие огромное впечатление на мою детскую душу, и сейчас смотрят так, что оторвать взгляда от них не могу.

Старался прийти на службу пораньше, особенно на вечерню. Для клиросного послушания чтеца нужно было тренировать беглость чтения текстов на церковнославянском языке, этим и занимался остающееся до службы время.

В школе знали, что я хожу в храм, но насмешек не было, и не только потому, что могли получить за это, просто тогда начался особый период в жизни страны – возрождение казачества, а казачье сословие всегда отличалось глубокой верой в Бога.

И некоторые ребята ходили в храм, где проповеди священников производили на них неизгладимое впечатление, особенно одного – молодого отца Олега (фамилию его не знаю), который проповедовал везде, где было хоть какое-то скопление людей.

Поминаю его, молюсь, хотя лично с ним незнаком. Именно такие пастыри так впечатляли детей, что никто из них и не думал подсмеиваться над молящимися в храме.

Однажды кто-то из ребят предложил мне пойти субботним вечером на танцы. Ответил: «Я бы пошел, но мне в воскресенье на службе пономарить, надо выспаться». И все – понимание.

Однажды только пришел в храм уставший после выпускного вечера в одиннадцатом классе (всю ночь гуляли, пели песни, встречали рассвет – прощались со школой).

Был день Святой Пятидесятницы, отец Николай Гичко глянул на меня, заспанного, и говорит: «Иди-ка ты, братец, домой отдыхать».

От него получил я рекомендацию для поступления в семинарию. Конечно, можно было сначала поступить в светский вуз, потом отслужить в армии и в более зрелом возрасте принять такое решение.

Но Господь управил по-другому. Родители купили билет до Ставрополя, сел я в пыльный автобус и поехал.

Духовная школа

До этого Алексей был в Ставрополе только два раза. Первый – на присяге у брата в военном училище. Его с родителями привезла и забрала машина, города тогда он вообще не видел.

Потом к митрополиту Ставропольскому и Владикавказскому Гедеону приезжал с отцом Николаем во время подачи документов в семинарию.

И теперь – третий раз. Не знал ни названия улицы, где расположена семинария, ни как ее найти…

Благо, в Минводах подсели в рейсовый автобус бородатый мужчина и молодой парень. Оглянувшись, увидел Алексей, что один из них читает «Закон Божий».

Когда приехали в Ставрополь, набрался смелости, подошел и спросил: «Вы случайно не в семинарию?». Отвечают: «Да». Так вместе и добирались.

Впечатления о городе: суетно, шумно, калейдоскоп какой-то… Встретил их иеромонах Иннокентий (Васецкий), ныне епископ Елабужский, викарий Казанской епархии, а на тот момент инспектор Ставропольской духовной семинарии.

Когда спросили, есть ли у приехавших рабочая одежда, они ответили отрицательно: не захватили – на экзамены же ехали.

Видели парней и девушек, которые работали везде, но и понятия не имели, что все они – тоже абитуриенты.

Назвал отец Иннокентий и келью, где будет в период поступления жить Алексей, – 59-я, проходная, со старыми железными кроватями.

Сумку бросил и пошел разгружать шкафы какие-то вместе с другими поступающими. Собеседование проводил игумен Роман (Лукин) (ныне архиепископ Якутский и Ленский), задал несколько вопросов, и все.

После сдачи экзаменов наступили дни томительного ожидания результата.

Все это время молился Алексей святителю Игнатию Брянчанинову у ковчега с частицей его мощей в Андреевском соборе, просил о том, чтобы, если есть хоть какой-то шанс стать хорошим священником, поступить.

А когда оказался в списке зачисленных на первый курс, посчитал это чудом. Ведь в том 2002 году человек девяносто сдавали экзамены вместе с ним, некоторые из них – с двумя светскими образованиями, такие трактаты писали!

Казалось, как можно тягаться знаниями с такими опытными людьми? Но в духовной школе знания не решают все.

Семинария… Часть юных, но осмысленных, осознанных лет. Там познакомился Алексей со многими людьми, посвятившими свою жизнь служению Богу и ставшими для него маяками в жизни.

Некоторых из них – протоиерея Иоанна Шестакова, протоиерея Александра Кузнецова, протоиерея Николая Гомзяка – уже нет в живых.

У протоиерея Алексея Парфенова часто что-то спрашивали, считая его ходячей энциклопедией.

Прекрасным преподавателем остался для него нынешний владыка Роман (Лукин).

Протоиерей Павел Самойленко, которого так боялись студенты-старшекурсники, оказался мягким и мудрым человеком.

Протоиерей Иоанн Знаменский особенно запомнился проповедями.

В общем, все преподаватели, каждый по-своему, внесли свой вклад в образование и воспитание семинаристов.

Да и сами они, однокурсники, чему-то учились друг у друга, равнялись друг на друга.

О выборе монашеского пути Алексей никогда не задумывался. Может, оттого, что ничего не знал о внутренней, потаенной монашеской жизни. Бывал только в Оптиной пустыни и Троице-Сергиевой лавре, да и то паломником.

С девочками дружил всегда, мама шутила: «У тебя все не как у людей. Это ребята должны ходить к девочкам, а не наоборот!».

К старшим классам сложилась своя компания, собиравшаяся у ворот подворья Калиткиных. Сидели на лавочке, бренчали на гитарах, пели песни.

Некоторые сверстницы, конечно, нравились больше других, но это была платоническая дружба.

При этом особых иллюзий никто не питал, реально понимая, что скоро все разъедутся и каждый пойдет своей дорогой.

И уже на первом курсе семинарии познакомился он в Ставрополе с Марией Бурлай, своей будущей женой. Говорят про «электрический разряд», когда люди встречают свои половинки, – примерно так было и у них.

С первого взгляда, мгновенно откуда-то сверху пришло осознание: она – твоя будущая жена! Отогнал эту мысль: «Такой красоты я недостоин».

Милая девушка примерно такой же комплекции, такого же роста, того же года рождения… Дружба дружбой, но все решил отдать на волю Божию. На третьем курсе перед сдачей экзамена по догматике нес послушание – дежурил в Андреевском соборе.

– Было холодно, противная погода – перед Новым годом бывает такой промозглый Ставрополь, – вспоминает батюшка про тот решающий момент их отношений. – И я вдруг подумал: должно быть в этом сегодняшнем послушании что-то особенно значимое. А что если в этот день сюда придет моя будущая жена?

Убрал свечи, смотрю – заходит Маша, расстроенная: отложили пересдачу какого-то экзамена в университете.

Подошел… «Выходи за меня замуж!». Она улыбнулась. Говорю: «Ну ты подумай. Со мной не пропадешь». Точно уже знал тогда: если Господь рядом, все будет хорошо.

Семья

Знакомясь с родителями Марии, волновался: как они воспримут известие, что их дочь свяжет свою жизнь со студентом семинарии?

– Она ведь филолог по образованию, а направить служить меня могут куда угодно, – рассуждал будущий священник. – На сватанье ее отец спросил: «А как вы жить будете?».

Ответила за меня будущая жена: «Долго и счастливо!». – «А где?». Я рта не успел открыть, подключились тетушки: «У нас есть в районе СНИИСХ Михайловска домик, пока его не продали, пожалуйста, живите!».

Потом спрашивают: «У тебя есть костюм на венчание?». Отвечаю: «Только белая рубашка, друзья с баяном и деньги на свадьбу».

Папа мой в Пятигорске работал садовником, и я одно время почти ежедневно ездил с ним, помогал. Тех денег, которые там заработал, как раз хватало на свадьбу.

Но тут папа заболел. Я стал уговаривать его лечиться. Поехали в Ставрополь в онкологический центр, оказалось, что от злокачественной опухоли пошли метастазы в головной мозг. А поначалу было похоже на инсульт – левая сторона тела стала отказывать.

На следующий день познакомил папу со своей будущей женой. Он одобрил мой выбор, потом мы все вместе поехали знакомить Машу с моей мамой.

Сразу было обозначено, что дети должны жить самостоятельно. То, что родители могли сделать, они сделали: вырастили, выучили, теперь все – сами.

Так нас с братом воспитывали. Сказать, что они сильно мне помогали во время учебы, не могу – что дадут, за все спасибо. И не только у меня так было.

После учебы мы, семинаристы, искали какие-то подработки – в основном куда-то поехать Псалтирь почитать, реже – кому-то мебель переставить, что-то подкрутить.

Много ведь прихожанок без мужских рук живут, просят помочь. К тому же с первого курса семинарии я овладел искусством плетения поясов и под заказ делал их.

Кому из студентов было некогда плести пояс самому, заказывал у меня за символическую плату. На тетрадки и прочие мелочи хватало, стипендия же небольшая.

С женитьбой интересная история вышла. Тогдашний правящий архиерей, епископ Ставропольский и Владикавказский Феофан, обязательно знакомился с будущей матушкой, чтобы дать благословение на союз.

Молодые запланировали венчание на октябрь (у Алексея это был четвертый курс семинарии). Но сроки пришлось перенести из-за прогрессирующей неизлечимой болезни Василия Павловича. А после его ухода в мир иной – год траура.

Поэтому в сентябре Алексей уведомил проректора о необходимости срочного благословения Архипастыря на бракосочетание.

На 8 сентября заказали столы, а Владыка в отъезде. Все в ожидании – как, что? Продукты закуплены, гости приглашены, ничего не отменишь.

Буквально за несколько дней до свадьбы отец Роман вызывает жениха: «Чтобы завтра с невестой ожидали в приемной Владыки!».

Зашли в кабинет, владыка Феофан не один, с ним еще несколько пастырей. Спрашивает: «Ну что, если рукоположу, в Чечню поедешь?». Говорю: «Как благословите!».

Маше: «А ты поедешь за ним туда или на дальний хутор какой-нибудь?». Она: «Конечно, за мужем – везде». И Архипастырь благословил молодых…

Венчались в храме-часовне Святителя Николая Чудотворца на Крепостной горе (тогда Казанский собор еще не был построен). Почему именно там? Алексей пономарил в этом храме на протяжении всего четвертого курса.

В один из дней, поднимаясь на Крепостную гору, узнал он, что в этот день Владыка будет служить в Андреевском соборе, надо исповедаться и быть готовым к диаконской хиротонии. Но… уже позавтракал.

И на это место нашелся другой кандидат. Снова стал ждать. Первое священническое таинство пришлось на Великий пост с его великими искушениями.

В среду первой седмицы Великого поста 2007 года в Андреевском соборе Алексея рукоположили во диакона. Волновался очень – и когда читал на вечерне, и когда подходил к Архиерею под благословение.

Считает он, что к диаконскому служению не очень-то пригоден – ни мощности в голосе, ни нот особых при пении не выдает. Сложно было из-за маленького роста подобрать стихарь, орари и прочее облачение.

Но неизъяснимая радость возносила душу ввысь – диаконская хиротония давала надежду, что будет и священническая.

После женитьбы поселились они в том домике в Михаловске, который любезно предоставили родственники. Тяжело было в смысле бытовых удобств, но в молодости на такие мелочи особого внимания никто не обращает.

А перед священнической хиротонией выделили диакону Алексею келью в семинарии, чтобы без суеты готовился он к богослужению и продолжал учебу, а не мотался туда-сюда между Ставрополем и Михайловском: утром – служба, вечером – снова служба.

Но молодой жене некогда было унывать, она тоже оканчивала учебу – ходила в библиотеки, писала дипломную работу, как и муж.

Наконец, на Благовещение, совпавшее в тот год с Великой субботой, диакона Алексея рукоположили во священника. С тех пор каждое утро он, просыпаясь, спрашивает себя: «Кто я? Священник. А что священник должен делать? Молиться!».

Матушка Мария радовалась вместе с супругом. Первая служба в священническом сане – поздняя Пасхальная – была совершена в Андреевском соборе.

На Троицу благословили служить литургию в кладбищенском Игнатиевском храме. Транспорта своего не было, и чтобы не опоздать, остался отец Алексей ночевать в семинарии.

Ранним утром остановил он частника и просит: «Отвезите меня на кладбище». Тому даже не по себе стало: в пять утра – на могилы? Зачем?

Полюбил этот храм молодой пресвитер, в нем он получал и молитвенное утешение, и финансовое подкрепление.

А в день памяти апостолов Петра и Павла благословили отца Алексея послужить в селе Кочубеевском.

Владыка Феофан в тот день служил в Карачаево-Черкесии. Отец Роман сослужил Архипастырю, а когда возвращался оттуда с игуменьей Иоанной (Лихомановой) и сестрами, на Невинномысском кругу забрал отца Алексея.

Взахлеб рассказывал новоначальный иерей, как здорово служить литургию самому, без всякой помощи. Какое великое утешение и радость дает Господь труждающимся во славу Его!

Накануне после всенощного бдения успел он крещение совершить, а после богослужения на погребение съездить…

Еще месяц послушался отец Алексей в Андреевском соборе, а 14 августа получил указ правящего архиерея о назначении вторым штатным священником Успенского храма села Кочубеевского.

Поначалу даже расстроился – привык к храму на кладбище. К тому же всех сокурсников распределяли настоятелями сельских храмов, а его – всего лишь штатным священником…

Настоятель храма протоиерей Евгений Пиперков утешил: «Послужишь годик-другой и скажешь, что это еще и лучше!». Так и вышло – прирос к приходу, ставшему для него большой семьей.

– Так милостью Божией и живем с 2007 года в селе Кочубеевском, – продолжает отец Алексей. – Сначала – при старом храме, где раньше жил отец Михаил Масленников, Царствие ему Небесное, с матушкой, тремя детками и мамочкой.

Слава Богу, есть люди, желающие, чтобы о них совершалось молитвенное поминовение. Одна прихожанка, раба Божия Феврония, Царствие ей Небесное, любила Церковь и перед уходом в мир иной отписала часть своей хаты приходу.

Отец Евгений спрашивал благословения Владыки продать эти полхатки и направить средства на достройку храма. Архипастырь мудро распорядился выкупить вторую половину под священнический домик.

Вот настоятель и предложил нам с матушкой переехать в ту хатку, предварительно сделав ремонт. «Ремонт» – это мягко сказано. По сути там все рушилось: покосившиеся окна с прогнившими рамами, готовая упасть балка над межкомнатными дверями. Удручающее впечатление.

Подумалось: да здесь даже скотину опасно держать! Но смирился…

Поштукатурили, пошпаклевали, побелили, наклеили обои, заменили прогнившие деревянные доски, поменяли двери и окна и так далее.

Жизнь пошла своим чередом: службы, требы, послушания. Но возвращался-то в служебное жилье. И вот, помолясь Богу, решились мы с супругой на строительство своего дома…

Подсобрали немного, заняли денег, купили участок на окраине Кочубеевки и за пять лет с Божией помощью построили там небольшой дом.

А в этом году в связи со сложившейся эпидемиологической ситуацией появилось время заняться приусадебным участком.

Хотя и так на этих девяти сотках каждую осень по традиции высаживаю саженцы деревьев и кустарников. Есть у нас доченька, но скорби не ушли из нашей жизни – без них настоящей доброй и теплой молитвы к Богу не получится.

Очередные испытания – болезнь брата и мамы. Когда меня спрашивают, как человек приходит в храм, отвечаю: «По Книге Иова (по ней я писал дипломную работу), через страдания».

Старший брат Сергей после школы окончил Ставропольское высшее военное авиационное училище летчиков и штурманов и младшим лейтенантом-инженером по оборудованию отправился по распределению служить в город Андриаполь Тверской области.

А я уже учился в семинарии. Отец гордился нами, говорил: «Один сын – государю, другой – Богу!». Но военная карьера у брата не сложилась, уволился из армии и устроился работать на стройку в Москве.

Тогда мы общались мало – слишком разные взгляды на жизнь… В 2007 году с Сережей произошел несчастный случай – упал с высоты и стал инвалидом.

Я привез его, всего переломанного, в Кочубеевку, с тех пор забочусь о нем. Сергей устроился работать при храме и практически восстановился, хотя последствия травмы дают о себе знать.

Недавно у него произошел перелом больной ноги, теперь кость плохо срастается, приходится в аппарате Илизарова ходить. В глубине души он всегда обращался к Богу – семейное воспитание сказывается. И вот теперь стал воцерковляться.

А мама так и жила в станице Зольской, дом и огород после ухода отца тянула. Потом как-то сдала, и мы забрали ее к себе.

Если мама по состоянию здоровья не может посещать богослужения, то дома исповедуется и причащается, других батюшек зову для этого. А соборую сам.

И молитвенно прошу Бога обо всех людях, особенно в нынешнее время.

От тюремного служения тоже никуда не денешься – окормляем исправительную колонию. Невозможно равнодушно относиться к судьбам людей, которые находятся за колючей проволокой. Просят помолиться, записочки передают на литургию.

Такой сейчас период в нашей церковной истории – храмы есть, а людей туда приходит мало. Период пандемии показывает настоящее положение. Больно и печально, что при малейшем соблазне часть прихожан отворачиваются от Церкви. А ведь по сути настало время свидетельства о своей вере в Бога!

В некоторых местах представители власти под предлогом раздачи масок отговаривают, не пускают людей на богослужения.

С пулеметами, конечно, сейчас никто не стоит у церковной ограды, но могут посреди дороги высыпать гравий, поставить грейдер, лентами оцепить церковные калитки и агитировать людей расходиться по домам.

Думаю, время все расставит по своим местам…

Эпилог

– Точно знаю, что каждый человек – это тайна, большая загадка, – подытоживает разговор батюшка. – Каждое решение мы принимаем, исходя из своего духовно-нравственного состояния.

Но самыми важными в нашей жизни являются евангельские слова, вошедшие в историю и иконографию: «да любите друг друга» (Ин. 13, 34). Это самый важный посыл человечеству. И самый труднодостижимый…

Каждый день приносит нам новые испытания, встречи, поток информации, который не всегда можно усвоить и адекватно оценить. Но человек всегда должен находиться там, где он нужен. Там, где он может проявить все свои способности.

Расскажу историю про двух женщин-соседок. У одной из них болела нога, гноилась, и несчастная была прикована к постели. Другая периодически приходила к ней, рассказывала сельские новости, что-то из своей жизни.

Однажды пришла и жалуется: «Знаешь, соседушка, я вчера спускалась в подвал и упала, да так упала – ребра болят, просто не могу!». Лежачая отвечает: «У меня болит нога, и я тебя как никто понимаю». – «Нога-то твоя болит, да не больно, вот у меня болит – другое дело!».

Боль каждого человека сугубо индивидуальная, и задача священника – направить человека, чтобы тот приобрел собственный опыт борьбы со страстями и искушениями. А судить никого не надо.

Однажды меня пригласили исповедать и причастить больного. Когда я приехал, увидел в доме клетку и в ней на матрасе – женщину, находящуюся под действием транквилизаторов. Видимо, она была буйно помешанной. Меня это так поразило! Допускаю, что это была необходимость, но видеть такое тяжело.

Каждый раз, встречаясь с чем-то выходящим за рамки нашего понимания, говорите себе: «Мы ведь не знаем всю подноготную, не знаем, почему люди так или иначе поступают и то или иное происходит».

В данном случае, например, можно рассуждать так: семья не сдала ту женщину в психиатрическую больницу, где ей было бы еще хуже.

На мой взгляд, сегодня большое число больных людей, в том числе детей, объясняется нехваткой любви в этом мире. Мы настолько закоснели в своем эгоизме, что просто не хотим видеть боль и проблемы ближних.

И не надо восклицать: «Почему Господь допускает страдания людей?!». Спрашивайте лучше: «Для чего?». Тогда все станет понятно.

В своем послании апостол любви Иоанн Богослов говорит: «мир лежит во зле» (1 Ин. 5, 19). Но это не означает, что для любви не осталось места в нашей жизни. Другое дело, что ее не хватает для воцарения гармонии на земле. И само понятие «любовь» затаскано и искажено человеческой природой.

Проявление любви к своей семье состоит не только в том, чтобы вырастить детей. Главное – воспитать в них искание Бога.

Если этого искания, жажды по Богу не привить, все теряет смысл. Немыслимо, сколько женщин приходят и плачут о своих детях, что нет у них работы, в семьях не ладится, третий, пятый, восьмой брак и так далее! Стенают: «Как? Почему? Какую молитву прочитать?».

Приходится в беседе как бы подводить таких людей к зеркалу и говорить: «Вот, можешь посмотреть на себя – в тебе самой дело».

Это жестко, но правильно, потому что гипертрофированная, искаженная любовь к своему чаду приносит только вред.

Вспоминаю соседей из моего детства – людей пьющих и отчаянных матерщинников. Как-то сидел я возле дома, что-то мастерил – то ли мячик проколотый склеивал, то ли велосипед чинил (мы, дети, все делали своими руками: хочешь игрушку – пойди и выточи себе меч из доски). А соседи тем временем «говорили» на своем языке. Отец подошел и спрашивает: «Ты когда-нибудь слышал, чтобы мы с мамой употребляли такие слова? Что ж ты тут сидишь и уши греешь? Еще раз увижу такое, будешь наказан!».

Дал подзатыльник, и был прав – нечего ребенку слушать такое.

Пришел черед моего изумления – многогранностью внутреннего мира человека, сидящего напротив. Как правильно и мудро он говорит!

Скромный сельский священник понимает что-то такое, что мне, женщине почти вдвое его старше, в голову не приходит. Истинно – Господь говорит со служащими Ему…

Голос у отца Алексея приятного тембра, хорошо поставленный и мелодичный, отчего слушать его особенно интересно. В который раз подивилась своему везению: хоть на миг соприкоснуться с душой христианина – восторг!

Самому собеседнику то, что говорит он на диктофон, не кажется чем-то особенным, это для него обычная жизнь, которую он не хотел бы выставлять напоказ.

Но каждый из нас – образ Божий. И как же во всех проявлениях обыденности верующего человека, даже в бытовых мелочах, высвечивается лик Божий!

Прекрасны люди думающие, ищущие, недовольные собой, пытающиеся разобраться в собственных мыслях и поступках. Увидеть в них Божественный свет и попытаться донести его вам, дорогие читатели, и есть задача православного журналиста.

Прошу обратить внимание на выбор данного профессионального пути тех верующих молодых людей, которые читают эти строчки.

И тогда ваша творческая жизнь в Церкви до самых преклонных лет будет насыщена яркими красками и лишена соблазнов светских мастеров пера. Это ли не счастье?!

Пробуйте раскрывать свои таланты, пишите нам о том, что вас волнует, что видите вокруг себя! О своих мыслях, устремлениях и переживаниях, пока горит сердце и хочется что-то изменить к лучшему в окружающем мире.

Именно за неравнодушными и целеустремленными – будущее. Любимая работа дает невероятное ощущение счастья, когда человек – на своем месте, там, где он нужен.

Вот на какие мысли навела меня встреча с иереем Алексеем Калиткиным, чья сравнительно непродолжительная жизнь в глобальном смысле – отражение судьбы нашей страны и ее народа. Новейшей истории Русской Православной Церкви, в конце концов, начиная с ее возрождения в девяностые годы ХХ века.

И я счастлива в который раз слушать об этом и писать.

Слава Богу за все!